Феникс Побеждающий - Страница 23

Однако всплывать он не решался — констебли повели себя подозрительно. Почему они не вмешались сразу, когда его грабили? Или когда он отбирал шлем у Йронджо? Фаэтон вспомнил увещевание Наставников, что софотек Навуходоносор приглядит, чтобы Фаэтон не нашёл никакой лазейки, никакой помощи, никакой еды. Может, события подстроили? Неужели и Фаэтона, и Йронджо кто-то переиграл?

Глупо даже думать о том, что софотеки Наставников не разгадают, куда полетел Фаэтон. Киборг, перевёзший его на Талайманнар, мог переоценить свою скрытность. Может быть, он сидел на ложных воспоминаниях и искренне заблуждался в том, что он — Композиция Воителей. Может быть, и вера в древние права, якобы защищающие частную жизнь, оснований не имела.

Кроме того, Фаэтона можно было отследить хотя бы по отражениям воздушных волн от кольца орбитального города, а где человек придумает один способ, там софотек изобретёт тысячи.

Мог ли Навуходоносор повлиять на констеблей и разжечь таким образом вражду Йронджо с Фаэтоном? Ей бы ненавистники Фаэтона только обрадовались. В магазине Йронджо продавалась цепь самоанализа, с помощью которой можно настроить циклы сна и сновидений так, чтобы они восстановили, отладили и срастили истощённые нервные пути в искусственном мозговом веществе так же, как естественный сон чинит мозг натуральный. Не поругайся он с Йронджо, он бы сейчас не сходил с ума.

Обязанности констеблей описывал закон, но в законе есть и неясные места, и вольность в толковании, и можно предположить, что в этих рамках констебли стремились причинить Фаэтону как можно больше вреда, не пересекая строгих границ допустимого, разумеется. Если так, то лучше было не всплывать туда, где констебли вились роем.

А внизу не было ни одного.

Нельзя и сомневаться в том, что нехватка сна не дала Фаэтону сдержать злобу во время спора. Мозг страдал всё сильнее — голова кружилась, тошнило, силы иссякали. Скоро он от этого умрёт.

Разложение нервных путей всё ускорялось, и без цепи самоанализа Фаэтон не мог привести сложные структуры мышления в порядок.

На дне он не мог ничего, он мог только лечь, спятить окончательно и умереть.

Нехватка сна губит.

Как и недостаток мечты.

Полоса разрушений оборвалась на краю длинного обрыва. Тут прокатилось что-то крупное, продавило следы-рытвины в грязи, оцарапало кораллы вокруг себя, лишив их корки цвета. Фаэтон ступил на склон и спустился в зеленоватый мрак.

Фаэтон устал куда сильнее, чем от себя ожидал. Он брёл по склону всё дальше и дальше, погружался всё глубже и глубже, помрачённый, уже давно потерял путь из обломков, уже забыл, зачем, куда и по какой прихоти шёл.

Темнело — он зашёл очень глубоко. Каждый шажок поднимал вялые клубы ила, напоминающие крылья.

В груди резко кольнуло. Фаэтон очнулся. Специальный орган, встроенный в лёгкое, болел. Такие модификации появились на заре космобиотехнологий — ещё во время первого Орбитального Города — и они определяли нехватку кислорода (нос неулучшенного человека такого не унюхает), посылали болевые сигналы при гипервентиляции, при гипо- и аноксии.

Он задыхался, и этого не замечал.

Фаэтон сонно открыл мыслительное пространство и запросил у костюма отчёт. Когда система загрузилась, голова заболела, как от удара ножом. Иконки уползали от мутнеющего взгляда.

Отчёт резко и путано вплёлся в мысли.

Да, наносистемы брони пострадали, но Фаэтон не ожидал, что повредятся и аварийные процедуры.

Какой-то Сырой захотел веселящего газу, и поэтому перепрограммировал сворованный кусок наноматериала на производство закиси азота вместо кислорода, для чего затёр все требования системы безопасности. Когда костюм собрали назад, ошибка в репликаторе перенесла его версию программы в основную процедуру жизнеобеспечения, и поэтому с каждым выдохом Фаэтона костюм улавливал углекислый газ и собирал из него газ веселящий.

Подпорченный монитор безопасности догадался не пускать закись азота в дыхательную систему, но не сообразил обратиться к хозяину, или как-нибудь избавиться от газа, и поэтому решил его сохранить. Молекулы газа отправились на хранение в микрокарманы и вытеснили собой кислород.

В костюме было множество микрокарманов — пузырьков, в которых ждали сборки в что-то полезное атомы золота и углерода, замороженный оксид азота, водородные цепочки и прочие материалы. Молекулы в них лежали плотными рядами, но конструкция не предусматривала проверку содержимого, и если вдруг у молекулы оказывалась неправильная ориентация или спин, механизмы костюма не могли её опознать и захватить. Разумеется, у закиси азота спин, температура, композиция не подходили для кислородных карманов, и перекошенные молекулы испортили практически все наноманипуляторы костюма. Ребёнок бы справился разобрать молекулы окружающей воды и вытянуть кислород, но все пригодные на это поры заклинило, и их ремонт занял бы час. Фаэтон не знал, сможет ли задержать дыхание на столько.

Даже если снять броню, наверх не вынесет — из-за космических модификаций тело Фаэтона потеряло плавучесть. Кессонную болезнь он может и переживёт — осмотическая прослойка в венах, очередная модификация, отсекла бы выделившиеся пузырьки азота. Но хватит ли силы выплыть самому? Насколько далеко поверхность? И как найти костюм на дне океана потом?

Фаэтона пронзила жалость и ненависть к самому себе. Почему он, вернув костюм, от которого зависела жизнь, не удосужился проверить все детали, все системы, каждую строчку прошивки? Почему? Да потому, что холёный аристократик, за которого договаривались, думали и желали машины. Он не выучился выдержке, прозорливости, скрупулёзности, не осознавал основ выживания.