Феникс Побеждающий - Страница 84

Фаэтон недружелюбно взглянул на костяк тетраэдра:

— Вы добровольно ко мне обратились. Добро пожаловать в изгнание.

И в этом корпусе ютился тот, кто когда-то был тем самым Орфеем, вдохновителем нового романтизма! Именно его команда создала технологию спасения человеческой души после смерти тела — не стыдно ли ему выбирать настолько безобразные оболочки? Робот-тетраэдр, похожий на колючку против конницы, не относился ни к Объективной Эстетике, ни к какой другой. Голая функция, ничего человеческого.

— Моё последнее замечание относилось к разряду необходимых разъяснений, касающихся вашей отправки, поэтому оно допустимо.

— Ага. Вынужден спросить, а ваше самое последнее пояснение добровольно? Необходимости в нём не было. Спасибо, что разделили мои тяготы!

Нео-Орфей до ответа не снизошёл.

Заговорил Вафнир:

— Фаэтон! Я хочу расправиться с этим делом поскорее и не видеть тебя больше. Поэтому — сим удостоверяю, что передаю Фаэтону не только склады с материалами, но и всех прикреплённых к ним рабочих, весь персонал, всех надзирателей, всех решающих информатов, всех парциалов — вообще всё. Передаю как дар — без гарантии — всех нужных операторов. Они твои. Сам указывай, как им натереть и заправить этот несуразный корабль, я за них больше не отвечаю. Ты признаёшь, что я свою часть контракта выполнил?

В панели слева открылось окно. На нём показывали Побеждающего Феникса, замершего посреди космоса. Подгоняемые вспышками-импульсами склады приблизились, из них начали выплывать сферы горючего — они вереницей летели к жаждущему кораблю, напоминая нить жемчуга.

Справа и слева от исполина открывались новые хранилища, к каравану сфер присоединился второй, третий, двадцатый, сотый. Огромные отсеки Феникса оживились, открылись, охотно заглатывая дары.

Зажглись габаритные огни — левый борт красным, правый — зелёным, киль — сверкающим белым. Корабль воскресал.

— Не думайте, Фаэтон, что вы победили нас, — ледяным звуком сказал Нео-Орфей.

— Простите, уважаемый, я так вовсе не думаю. Я это ясно вижу.

Один за другим появлялись буксиры, толкающие носами километровые пластины золотого адамантия. Бреши в великанском корпусе заполнялись.

Медленно, но верно, тонна за бесчисленной тонной, корабль наполнялся материей, топливом, биоматериалами, вычислителями. Пластины обшивки, как снегопад, валили на корпус, открывший золотые двери дарам.

Фаэтон сказал про себя:

— Воскресай, Феникс, и неси жизнь пустым мирам. Кто может бояться столь благородного корабля?

Только сейчас Фаэтон понял, что Феникс слишком похож на остриё копья — гладкий, прекрасный, смертоносный. Просто, слишком просто, с умопомрачительной лёгкостью он может превратить создающие миры орудия в разрушающее мир оружие. Фаэтон находил, что такая мысль ему нравится больше, чем стоило бы.

И, поскольку бригады и грузчики теперь полностью его (в отличие от материалов корабля, принадлежащих Неоптолему), роботов можно было отправлять куда заблагорассудится.

Один мысленный приказ — и полсотни лодок перешло к Дафне. Теперь у неё есть запасные убежища — с горючим, компьютерами и медицинскими системами. Теперь она хотя бы не в цистерне полетит. А его ждал Побеждающий Феникс. Его корабль.

ПРОЩАЛЬНАЯ ЧАША

Фаэтон висел в пустоте. Рука сжимала пику обратной связи, сердце сжимало дух поэта, в глазах — золотой мираж. Он находился посреди корабля, в тридцати километрах от носа, и из сотен глаз наблюдал за последними приготовлениями.

Корабль — его, что бы ни говорил закон. Адамантий, антиматерия, энергия, углеродные композиты, молекулярно усиленная сталь — всё воплощало именно его мечту.

Без Ментальности осмотр пришлось проводить, руководствуясь протоколом подпитки и заправки в необитаемых системах.

Электромагнитные волны не проникали через корпус, и лодок-операторов на такую громаду не хватало. Приходилось не отправлять сигнал вкруг корабля, по цепочке ретрансляторов, а лететь самому, в теле, и спрашивать, говорить, соединять разум с механиками и макроманекенами напрямую. С каждой машиной был нужен зрительный контакт. Каменный век.

На плечи Фаэтона свалилась тяжесть руководства. Он летал вокруг корабля, размахивая копьём, и надзирал за работой лично. Сам прикасался к золотому корпусу. Сам проверял, перепроверял, осматривал и испытывал. Труд допотопный — всё равно, что вырезать каноэ каменным топором в Четвёртой Эре, когда уже изобрели Самоуправляющиеся механизмы фон Неймана, или как во время Шестой эры собирать стабильную псевдоматериальную капсулу, пользуясь только классической таблицей Менделеева. Кустарный труд, но труд прекрасный. Фаэтон влюбился в этот труд.

Но любовь — труд сама по себе. Соседство с Солнцем не помогало — приходилось отвлекаться и поворачивать корабль, чтобы он не перегревался неравномерно. Эволюционирующие роботы тоже пользы не приносили — пока им хватало ума прятаться от Солнца на теневой стороне корабля, а вот понятие о долге, прилежании и общей выгоде в мозги ещё не влезало. Фаэтон выделил им паёк — отключил поведенческие ограничители и распылил по обшивке катализаторы самопочинки и самовоспроизводства. Ленивые роботы не давали потомства — им не хватало энергии. Фаэтон не вмешивался в естественный отбор — скоро перенаселение заставит их освоить и солнечную сторону.

Несмотря на все трудности, Фаэтон подготовил корабль быстрее, чем ожидал. Всего через пятьдесят часов он был готов.