Феникс Побеждающий - Страница 55

— Вы в это действительно верите?

— Что на Землю нападут? Обязательно, я уверен. Может и не скоро. Через миллион лет, например. Я подожду. Когда-нибудь всё разгорится. Затишье не может длиться вечно.

— Значит, желаю вам удачи- нет. Не желаю. Скучайте до конца времён!

— Да, мэм. Само собой, мэм.

Какая-то старинная привычка или воинский обряд заставил Аткинса взять меч и засунуть его обратно за пояс как только он встал.

Он проводил её до крыльца. Жеребец Дафны щипал травку неподалёку. Освежающий, сладковатый ветер снимал золотые листья с маковок деревьев.

Вдруг Аткинс сказал:

— Есть некоторые, говорят, мы якобы не в раю живём. Ни черта они не понимают.

Дафна посмотрела искоса. Какой чудак.

— Если вы любите мир и изобилие, то почему вы воин?

— Вы уже ответили.

— Но врагов у нас нет. Безумия лечат, бедность — только по приговору суда, болезней нет, преступлений нет. Врагов нет.

— Пока нет.

По команде Дафны конь рысью пустился к домику. Прибежав, он обнюхал хозяйку, отчего Аткинс попятился, к её веселью. Последний воин в мире, такой могучий — и лошадок боится? Забавно.

Дафна погладила гнедого по носу, вскочила в седло и перед уходом спросила:

— Последний вопросик, мистер Аткинс. Что говорит расследование — Анмойкотепу на эти изощрённые розыгрыши хватило личных средств? Или он занимал?

— Всё написано в отчёте. Многие материалы и программы Анмойкотеп взял от Ганниса.

— С его ведома или нет? Ганнис помогал сыну?

— Ноэтическая проверка покажет. Но я передал дело полиции, когда выяснил, что Ойкумене ничего не угрожает. Теперь им занимается Софотек по имени Гончая, и что он узнал, я не представляю.

— Значит, вторжения нет? Мужа никто не преследует? Нет никаких замаскированных чужаков, никакого злодейского Софотека?

Аткинс перевёл взгляд с лошади на всадницу, потом отвернулся и посмотрел вдаль, на озеро около горизонта.

— Никого, мэм. Насколько я знаю. Может, они слишком хороши для моего барахла, и я не могу их заметить. Мне неприятно так выражаться, но наваждения вашего мужа не заставят Ойкумену скинуться мне на новое снаряжение. Но надеюсь, вы его найдёте, мэм. Всей душой надеюсь.

— Хорошо, тогда я найду его. Я его насквозь знаю!

Дафна взнуздала скакуна, как заправская всадница, и тот понёсся вдаль галопом. Аткинс, одетый в нижнее кимоно, стоял в тени дверного проёма, смотрел Дафне в спину и не выражал лицом ничего.

На этом месте запись в кольце Дафны оборвалась.

Фаэтон поднял забрало и повернулся к койке, где устроилась Дафна. Глаза Йронджо отличались от человеческих, светильников он не держал, поэтому тьму разгоняла лишь пара свечей, попутно заливая пчелиным воском подоконник. Свечки, по просьбе Фаэтона, изготовила Дочерь Моря.

В золотом, трепещущем свете Дафна, сама того не осознавая, выглядела великолепно. Она лежала, облокотясь на руку, вторая расслабленно протянулась по изгибу бедра, ни знака напряжения в ней не читалось — Дафна наблюдала за Фаэтоном с безмятежностью выжидающей кошки.

Окно за ней было немое, оно ничего не добавляло к пейзажу под холодным светом луны. Стена была пустая, из совершенно мёртвой стали. Койка — не чуткий бассейн для сна, а плоская, неразумная поверхность — выглядела пережитком Средневековья. Первобытные свечи тоже сообразительностью не отличались, они не подстраивали тон и яркость в пользу Дафны — но даже на самом дне нищеты она носила ауру состоятельности и благородства.

Почему даже здесь она выглядела так превосходно и так уместно? Может, с ужасом подумал Фаэтон, семья примитивистов с детства заставляла её спать на койках? Или это какой-нибудь Чародейский трюк? Или искусство, усвоенное от одалисок, наложниц и гедонистов Красного Поместья Вечерней Звезды — умение выглядеть прекрасно в любой грязи?

Дафна поначалу полистала открытые на планшетике Фаэтона документы, но вскоре бросила изображать заинтересованность другими вещами и сосредоточилась на Фаэтоне, переживавшем историю из кольца. От обворожительности взгляда Дафны золотые пташки на гобелене принялись щебетать.

Заметив его внимание, Дафна улыбнулась и чуть приподняла голову, нежно пророкотав от удовольствия — будто бы под его взглядом ей было тепло, как под лучами солнца.

Фаэтону пришлось напомнить себе, что она — не его жена.

Он стянул кольцо-библиотекаря с перчатки, перекинул его на кушетку.

— Ты вырезала самое важное. Зачем обрывать на том месте? Ради драматизма? Какой именно у тебя план? Что в шкатулке Вечерней Звезды? И какое назначение устройства Аурелиана?

Он кивнул в сторону приоткрытого рюкзака, откуда торчал угол золотого ящичка, отражая свет свечей.

Фаэтон начал распалятся:

— И… какого чёрта Радамант промолчал на заседании? С какой стати его модели меня посчитали, что я одобрю такую глупость? Просто безумие! Он мог спасти меня… от этого!

Округлым движением руки Фаэтон втеснил в затенённую каютку всю безблагодатность, нищенство и дикость своего нового окружения.

Потом перевёл дыхание и продолжил спокойно:

— И зачем Аткинс лгал? Я себя не обманываю, и это не наваждения. Хотя да, кое-что я всё-таки вообразил — я вообразил Аткинса порядочным. Я рассчитывал на его помощь. На его честность.

Дафна улыбнулась колечку и изящным движением вернула на безымянный палец левой руки.

— Лгал? Как же в наши дни, с ноэтическими проверками, возможна ложь?

Фаэтон раздражённо затряс головой:

— А как в наши дни возможно всё это?