Феникс Побеждающий - Страница 56


К оглавлению

56

Потом добавил:

— Но всего трёх дней в обществе Сырых мне хватило, чтобы убедиться в реальности бесчестия, безнравственности и всякой мрази. Одна женщина растила детей в симуляции, в полной безопасности, не пропуская ни единого сигнала из внешнего мира. Дети не могли даже подумать о побеге от этой удушливой любви — она проектировала их разумы так, чтобы они оставались слабоумными младенцами! И эта — лучшая среди местных! За ней — поставщик детской порнографии и наркотических грёз о каннибалических обрядах. Третий скупал древние предметы искусства — шедевральные скульптуры, бесценные портреты — и уничтожал на публике. Он бомбил археологические раскопки и устраивал костры из книг. А последний из них хранил на своей земле атомные боеголовки и боевые вирусы — в наихудших условиях, которые только позволены законом. Он ни на кого не нападал, никогда ничего из коллекции не использовал, но надеялся, что его склад когда-нибудь взорвётся от несчастного случая! И, уверяю, всё это — в рамках закона!

Речи Фаэтона шли резким потоком — он словно был рад опустошить цистерну, в которой уже долго копилось презрение к Сырым (и, пожалуй, к ситуации в целом.)

Под конец Фаэтон утих:

— Правда, неприязни к Наставникам у меня определённо поубавилось. Они необходимы, или кто-нибудь вроде них. Неужели Коллегия видит меня таким негодяем, как эти? Неужели и Аткинс так считает?

— Аткинс прав, тебе нужно это принять. Не вся твоя память настоящая — но ты даже не спросил, зачем я здесь и что знаю! А знаю я путь к твоему спасению.

Фаэтон вышел из задумчивости, метнул на Дафну строгий взгляд.

— А зачем ты тогда опустила некоторые мысли в кольце? Зачем оборвала историю?

Дафна вздохнула. Похоже, Фаэтон спрашивал только по-своему — либо никак. Она ответила напрямую:

— История обрывается, поскольку мне было некогда писать в дневник. Я была занята — искала тебя.

— Искала…? Почему бы не спросить Софотеков? Они должны знать, где я.

— Превосходная идея. Почему бы не спросить Навуходоносора? Может, тогда Нео-Орфей, Эмфирио и Сократ позовут меня с собой, и мы вместе, сцепив локотки, вприпляску спустимся к тебе по радуге, звеня бубенчиками на башмаках и напевая песенку трубочиста — как те Три Живоманта в конце Детской Оперы? Сдаётся мне, если бы я обратилась к ним, им было бы куда легче меня остановить, не находишь?

— Тогда как ты меня разыскала?

Тут её улыбка вернулась.

— По твоему следу из Кисуму, разумеется. Все на Земле знают, кто испортил увертюру песни Глубинных. Правда, тот твой друг — киборг-стервятник, считающий себя Композицией Воителей, не оставил записей в Средней Виртуальности. Радамант поначалу не мог узнать, где он летал и куда тебя отвёз.

— Радамант тебе помогал?

— Официально я не была изгнана, пока не заговорила с тобой.

— А. Конечно.

— Но, в любом случае, если бы я не догадалась, что тебя везут на Цейлон, даже Радамант не смог бы тебя отыскать.

— Не смог бы? Думал, Софотеки отслеживают передвижения всех.

— Они играют по правилам, и не позволяют себе знать то, что им знать не положено. С другой стороны, никто лучше них не извращает правила. Когда мы узнали, что ты на Цейлоне, мы нашли у Стервятников запись о входе, и с её помощью юридическое сознание Радаманта раскопало остальные записи. Диспетчерский подсофотек был вынужден отдать пассажирский манифест киборга — есть на то какая-то правовая уловка, я в неё не вникала.

Деталь встала на место.

— Так это ты? Композиция позвонила мне, когда вы рылись в журнале. Но зачем ты пряталась? Зачем записалась под моим именем?

Дафна расхохоталась, запрокинув голову.

— Дорогой! И ты мнишь себя Серебристо-Серым! Стражем древних обычаев! Я не маскировалась. Я миссис Фаэтон Радамант, твоя супруга. Этим именем я назвалась.

Фаэтон промолчал, но тоскливый взор говорил громче слов: вы мне не жена.

Она села на край койки, подалась вперёд, уперевшись руками в одеяло по обе стороны от себя. Голова приподнята, плечи — в полупожатии. Поза выглядела покорной и дерзкой одновременно.

— Не смей мне тут отрицать нашу свадьбу! Я помню церемонию, помню первую ночь, я знаю, где ты прячешь мусорные файлы и почему терпеть не можешь яйца! И не надо заливать, что эти воспоминания ненастоящие! У самого таких полно, но себя почему-то не поправляешь!

— Не вынуждайте меня к грубости, мисс…

— Да ты как посмел меня "мисс" обозвать!

— … Вы мне дороги, и я ценю вашу привязанность, но, несмотря ни на …

Она закатила глаза.

— Ты порой так невыносимо напыщенный! Это от Гелия передалось. Помнишь, как нас переродило в подземном царстве? У тебя после тамошней утробы семь метровых ноздрей отросло, и ты не мог от них избавиться и потому скрывался, чтобы никто не заметил твои неконтролируемые носы. Умора! Но это всё от напыщенности — ты боялся насмешек. Как и тогда, во время второго медового месяца — боялся заниматься любовью в Ниагаре, хоть мы и вселились в плавучие тела! А на этот раз тебя пугают мои чувства. Не бойся их.

Фаэтон молчал.

Дафна тихо и холодно продолжила:

— А ещё я знаю, почему у нас нет детей.

Фаэтон прервал:

— Да, да, я понял, у вас память моей жены!

Продолжил мягче:

— И да, вы мне очень дороги. Очень-очень, как же может быть иначе? Но… вы не моя жена.

Она слегка пожала плечами. Уверенная улыбка белела в мягких тенях от свечей.

— Нам суждено быть вместе, иначе бы я тебя не отыскала. День назад ты загрузил себе сон. Мой сон. Я его сочинила. Я поставила на него счётчик — чтобы узнать, сколько людей посмотрело и кто они — и когда он показал загрузку с Цейлона под именем Гамлет, я поняла — это ты. Я знаю тебя. Я помню тебя. Я помню нас. Я помню, что мы друг для друга значим. А ты помнишь?

56